Часть всадников чуть ли не засыпала в седлах, множество коней потеряли подковы или охромели, но мы благополучно вернулись на брод. Риск оправдался, там все было относительно спокойно, на вторую атаку турки не решились. Артиллерийская дуэль закончилась, а Ребиндер и драгуны уже вполне освоились.
Стемнело окончательно, на безоблачном небе высыпались звезды. Здесь, на юге, они казались какими-то другими, не такими, как в России. Выпив крепкого кофе и взбодрившись, я обошел лагерь, присаживаясь к кострам и разговаривая с людьми. Драгуны Ребиндера выглядели браво и дружно заверяли, что не подведут. Артиллеристы Ломова больше надеялись на свои орудия. Правильно надеялись, к слову, по пехоте полевые пушки отрабатывали совсем неплохо. Хуже всех с воинским духом было в дивизионе Гаховича. Там собралось множество молодых необстрелянных казаков, на которых опыт недавнего взятия Никополя и Плевны не успел оказать особого влияния. С ними я провел больше часа, переходя от одного костра к другому, пробуя кашу, чай и подбадривая людей. Рассказал и парочку забавных случаев из походов по Средней Азии.
— Не робей, ребята. Завтра пощиплем турку перья, приласкаем его, а после прикинем, что будем делать дальше. Турок, он же навроде собаки — лает громко, бросается вперед смело, а как по мордосам сапогом получит, сразу хвост поджимает и назад, — с нижними чинами я специально говорил просто, приводя понятные им примеры. Когда послышался смех, понял, что ракетчиков удалось малость приободрить.
Уже после полуночи добрался до бравых усачей шестого резервного эскадрона гусар Смерти, которым командовал ротмистр Вышневецкий. Эскадрон был единственным из тех, кто остался при мне, прочие ушли на усиление Седова. Оказавшись среди своих, я не испытывал ничего, кроме гордости. Даже наш резервный эскадрон мог дать сто очков форы любому боевому подразделению соответствующей численности. Гусары были бодры, веселы и от следующего дня ожидали лишь подвигов. Поддерживать их моральных дух не следовало — они сами могли кого хочешь замотивировать.
Архип постелил мне кровать под одним из деревьев. Я укрылся одеялом с головой и быстро задремал, правда, спал мало, с перерывами. Первый раз, в начале третьего, меня разбудили отдельные выстрелы. Оказалось, Ребиндер решил устроить вылазку и добыть языка. Турки предприняли схожий ход, но в другом месте. Две команды наткнулись на дозоры, завязалась перестрелка, тем и другим пришлось отходить. В итоге не мы, не неприятель пленного не взяли. Разобравшись, Ребиндера я ругать не стал, наоборот, похвалил за инициативу. Жаль только, опыта у него не хватило. Седов получил схожую задачу и что-то мне подсказывало, что у него все сложится совсем иначе.
Второй раз я проснулся, когда горизонт едва просветлел, а солнце еще не успело показаться. Проснулся по той причине, что началась стрельба. Быстро накинув форму и сунув ноги в сапоги, отправился выяснять, в чем дело.
Мои опасения подтвердились. Осман-паша понимал, что к нам на помощь обязательно кто-нибудь подойдет, а потому торопился, начав артиллерийскую подготовку. Надо полагать, что и новый штурм за ней обязательно последует.
Полевые кухни уже дымили, но позавтракать нам не удалось, неприятель просто не дал на это время. Перестрелка медленно набирала обороты.
На наши позиции обрушился ураган снарядов. Стреляли не менее пятидесяти орудий, или я в этом вообще ничего не понимал. Шквал свинца и взрывчатки буквально перемалывал наши силы. Большая часть снарядов увечила землю, но часть из них находила и людей. Солдаты забились в ложементы, редуты и окопы, и просто молились, надеясь, что рано или поздно подобный кошмар закончиться. Боеприпасов неприятель не жалел, настолько интенсивного вражеского обстрела мне на нынешней войне видеть еще не доводилось.
От Ломова и Гаховича поступали известия, что снаряды и ракеты у них скоро закончатся. Я находился на наблюдательном посту и лишь сложенная из бревен и покрытая дерном крыша, которую установили за ночь давала мне шанс на выживание. Вокруг все вздрагивало и тряслось, земля шуршала и осыпалась. И все это продолжалось так долго, что казалось, никогда не закончится.
А затем наступила звенящая тишина. Она продолжалась совсем недолго, сменившись громкими криками — турки пошли в атаку.
Глава 12
— Алла! Смерть неверным! — боевой крик турок нарастал, звуча все громче и громче. Люди не успели поверить, что выжили после обстрела, а тут их ждала новая опасность. Неприятель бежал в нашу сторону, и вражеские пехотные цепи быстро заставили взять себя в руки.
— Что ж, не посрамим чести, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил я, отряхивая землю с формы.
Первыми пришли в себя драгуны, открыв ответный огонь. С меткостью у них был полный порядок. Через несколько секунд к ним присоединились и ракетные команды Гаховича, следом заговорили пушки Ломова — точнее то, что от них осталось.
На броде турки застопорились, начав нести ощутимые потери. Сильный прицельный огонь сбил их первоначальный настрой, да и чеснок, благодаря которым многие пропороли себе ноги, свое предназначение выполнил. Два табора бросились вплавь, но их сносило, да и подставились они хорошо, став прекрасной мишенью. Эх, почему я не озаботился приобретением для бригады картечниц Гатлинга, которые на самом деле являлись полноценными пулеметами? Хорошая же вещь!
По воде поплыли первые трупы, раненые кричали и захлебывались. Яростно нахлестывая лошадь один из турецких офицеров сумел перебраться через реку и выбраться на наш берег. За ним последовала пехота, два десятка, четыре и мы не успели заметить, как чуть ли не целый табор начал бегом подниматься по холму.
— Коня! Шестой эскадрон, за мной! — сидеть дальше не имело смысла. Сейчас, когда чаши весов качнулись, надо показаться людям, придать им уверенности и выбить турок обратно, заставить их отползти на западный берег.
На сей раз моим скакуном стал мерин Варвар. Во главе эскадрона я обогнул позиции и не обращая внимания на свистящие вокруг пули, спустился к реке и с разгона ударил во фланг выбирающихся на берег башибузук. В самый последний миг пришла совершенно дикая мысль, что я рискую точно также, как и Скобелев, который постоянно находится в самой гуще битвы, и плевать ему на генеральский чин. Мысль мелькнула и пропала, я успел заметить синюю форму турок, их фески и ружья, после чего наш эскадрон врубился в их нестройные ряды.
— Ура! Ур-р-р-ра! — разнеслось над бродом. Драгуны и болгары вскочили на ноги и рванулись вниз, поддерживая мой порыв. С диким визгом над головой проносились ракеты, оскаленные лица мелькали со всех сторон, а я раздавал удары саблей налево и направо. Страха не было, ровно, как и любых посторонних мыслей, но фиксировать происходящее я успевал и голову не терял.
Как всегда и бывает, кони вынесли нас, мы прорубились и поскакали дальше, ища место, где эскадрону можно развернуться и пойти на второй заход. Вокруг свистели пули, но снаряды на берег не падали, ни турки ни наши по своим не стреляли. И тут в левую руку словно вонзили огненное шило. От удара я вздрогнул и развернулся в седле, едва не упав на землю. Боль заставила зарычать и пригнуться, в глазах поплыли круги, и я почувствовал, как по руке потекло что-то горячее.
— Генерала ранили! — закричал находившийся рядом Фальк и сразу же подхватил моего мерина под узду. Новая пуля вошла коню в голову и Варвар заржал, припадая на передние копыта. Я едва успел вытащить ноги из стремян и отпрыгнуть в сторону, а конь уже упал на бок, захрипел и задергался в конвульсиях.
Фальк мигом оказался на земле и подхватил меня под руку. С другой стороны ему помогал Снегирь и еще какие-то люди, которые окружили меня и торопливо начали буквально оттаскивать куда-то в сторону.
— Стоять! — я стряхнул с себя чужие руки, сглотнул, оттянул ворот мундира и сделал глубокий вздох, немного приходя в себя. Глазами поискав ротмистра, я нашел его слева, ближе к воде, он гарцевал и всаживал из револьвера выстрел за выстрелом, целясь в кого-то на воде. — Еще один заход, Роман, — закричал я Вышневецкому. Приходилось надрываться, чтобы быть услышанным. Он опустил руку с разряженным оружием и секунду недоуменно смотрел на меня, словно не понимая, что я от него хочу, после чего кивнул и повел эскадрон за собой.