В глазах пуштуна промелькнула радость. Он услышал то, что хотел. Я угадал. Понятное дело, если он захочет путешествовать, то может обойтись и без меня. Но все же, когда у тебя есть надежный и проверенный товарищ из той страны, куда ты мечтаешь отправиться, все становится куда проще.
— Твои слова доставили радость моему сердцу, — сказал он.
Скрепляя наш уговор и, как я надеялся, будущую дружбу, мы пожали друг другу руки и выпили вина.
Скобелев с вопросами о купце меня не донимал. Он лишь спросил, как прошел разговор. И услышав мое «хорошо», перевел беседу на другую тему. Я не стал просить его о молчании — он и так ничего лишнего никому не скажет. В разведке болтливость оборачивается тем, что человек, который тебе доверяет, может лишиться головы. И подобная мотивация действует самым лучшим образом.
Первым Красноводск покинул Ариан Хан, отправившись, как и было обговорено, в Хиву. Я провел с ним не один час, разъясняя, что конкретно меня интересует и на что следует обращать особое внимание. При этом я чувствовал воодушевление. Еще бы, наконец-то у меня появился первый агент, Большая Игра продолжается! Я в деле, впереди много интересного, а главное полезного для моей Родины.
Через месяц после того, как мы со Скобелевым вернулись из рейда, Красноводск покинул и я — меня отзывали обратно в Ташкент.
— Приятно было познакомиться с вами, Михаил Сергеевич. Уверен, оставшиеся здесь товарищи будут рады вновь приветствовать вас в своем скромном обществе, — так на прощание сказал полковник Столетов. Он и прочие офицеры устроили в честь моего отъезда небольшую пирушку.
Полковник выглядел озабоченно и нервно, готовясь сдавать дела и отправляться принимать под командование 112-й пехотный Уральский полк. Сюда, на его место, уже вызвали полковника Маркозова.
На причал меня проводил Скобелев. Выглядел он задумчиво, что-то его тяготило.
— Что с тобой, Миша? — поинтересовался я, глядя как Архип по сходням заносит на борт парохода наши вещи.
— Ничего такого, о чем стоит говорить в такой день.
— И все же скажи.
— Будь по-твоему. Я на днях самовольно вскрыл секретный пакет и просмотрел план предстоящей операции против Хивы. Ничего такого, я же не предатель какой, просто хотел лучше разобраться в сложившейся обстановке.
— И что дальше? — на самом деле, то, что сделал друг, можно расценить по-разному. И как что-то серьезное, и как заурядный пустяк. Чего в жизни не бывает? Вот только зачем ему потребовалось вскрывать секретные бумаги? А просто так, характер такой у человека. И ничего не докажешь, главное.
— Думал, все образумится, но сегодня утром меня вызвал полковник Столетов и официально заявил, что мне предоставляется десятимесячный отпуск. Похоже, попал я в опалу, как кур в ощип. И карьере моей конец. Так что жду парохода, через Астрахань поплыву по Волге-матушке, заеду в свое родовое имение Заборово, отдохну там малость, а оттуда в столицу.
— Еще ничего не ясно, не стоит унывать, — я положил руку ему на плечо. Жаль, но я не помнил, были ли подобные детали в известной мне биографии Скобелева. Я просто не интересовался настолько незначительными подробностями. Но неужели они способны повлиять на судьбу будущего Белого генерала? Почему-то я твердо верил, что — нет, не способны. — Мы еще с тобой повоюем!
— Дай Бог, — Скобелев перекрестился, повернувшись к виднеющейся вдали церквушки.
— Миша, плохо, что ты мне об этом так поздно сказал. Я вот о чем подумал… В Петербурге учится моя сестра, Полина, — на самом деле, за время похода, в лазарете, да и потом, неся службу, мы со Скобелевым много рассказывали друг другу о своих семьях и друзьях. И я в красках описывал многочисленные достоинства Полины. Имелась у меня одна мысль, а там как получится. И вот сейчас все очень неплохо складывалось.
— Ты говорил, что она красавица и большая умница.
— Так и есть. Купи и передай ей от меня подарки — шелковую шаль, сушеные фрукты, какую-нибудь восточную безделушку, отрез бархата или атласа. Сам видишь, я не успеваю. Вот, возьми деньги, думаю, ста рублей хватит, — я полез в карман.
— Вздор! И не думай даже! Ты — гусар, думать вам только по службе положено, — он засмеялся и схватил меня за руку. — Я сам все куплю. И денег мне твоих не надо.
— Я запомню. Значит, при следующей встрече приглашаю тебя в ресторан. Спасибо, Миша!
Мы расстались. Моя командировка в Красноводск закончилась. Если так подумать, она принесла много полезного.
Глава 5
Обратно в Ташкент добирались по уже знакомому маршруту. Пекло немилосердно. Пароход доставил нас до форта Александровский, где два дня мы ждали проводника. Им снова оказался знакомый туркмен Бяшин.
— О, хорошо, я вновь поведу вас к Аралу, — только и сказал он.
Во время перехода через пески никто не пытался нас убить, так что этот отрезок ничем не запомнился.
В Ак-булаке все также командовал хорунжий Выстегин. Его жизнь за минувшее время никак не изменилась, была серой и скудной на новости, так что мне он обрадовался. Дожидаясь очередного парохода, я потчевал его рассказами о жизни в Ташкенте. В такие моменты отчетливо понимаешь, как же мало надо человеку для счастья. Одичавшему в глухой дыре Выстегину Ташкент казался чуть ли не раем на земле, вершиной цивилизации. Он бы, ни на минуту не задумываясь, с превеликим удовольствием перевелся туда служить.
Наконец, пароход прибыл, привезя письма, патроны, трех новых коней и какие-то грузы. Судно оказалось прежним — «Аралом», однако командовал им капитан Ферзин.
— А где же Павел Павлович? — поинтересовался я, когда мы познакомились и отплыли от берега, сопровождаемые унылыми взглядами казаков Выстегина.
— Плохи дела Крузенштерна, — вздохнул Ферзин. — На Сырдарье затонул пароход «Самарканд». Павел хотел ехать домой лечиться, но в последний день все отменил и целых семнадцать суток по пояс в воде он руководил подъёмом парохода, будь тот неладен. В общем, сильно заболел наш Павлуша. Доктор сказал, что здоровье его пошатнулось непоправимо. Он же его на Севере и так до ручки довел.
— И где теперь Крузенштерн?
— Домой отправился, в родное имение. Бледный до синевы, легкие едва дышат, сил нет. Дай Бог, чтобы выжил.
— Дай Бог, — задумчиво повторил я. Да, служба наша бывает к людям безжалостна. Особенно если ты путешествуешь в голод и холод по таким местам, как Карское море.
Изготовленный в Ливерпуле пароход доставил нас в Казалинск и уже оттуда, посуху, как и полагается гусарам, выдвинулись на Ташкент. В город въехали в первых числах августа.
Рапорт мой принимали последовательно генерал Головачев, полковник Оффенберг, а затем и Шауфус. Он, как разведчик, долго задавал различные вопросы, касающиеся нашей специфической службы. Подумав, я не стал ему ничего рассказывать про Ариан Ахад Хана. Еще неизвестно, доберется ли тот до Ташкента и что вообще получится из нашего сотрудничества. А то неудобно может выйти — расскажешь про агента, а тот возьмет и пропадет.
В тот же вечер, после бани и короткого отдыха, меня пригласили в офицерский клуб нашего полка.
— Ну, Мишель, готовься! Сегодня тебе придется пить, аки конь на водопое! — приобняв меня за плечи, радостно сообщил Некрасов.
Как оказалось, повод действительно оказался весьма весомым. Причем двойной. К тому времени Кауфман получил рапорт Столетова о нашей со Скобелевым разведке. Генерал-губернатор отнесся к нему благосклонно. А учитывая схватку, потерю трех казаков, Горохова и проводников-туркменов, да и мою рану до общего счета, нас решили отметить. Скобелева награда найдет дома, а мне же Оффенберг торжественно вручил орден Святой Анны 3-й степени. Да и мое представление на Снегирева не осталось незамеченным. Его наградили 4-м Георгием при всем эскадроне, так что теперь он георгиевский кавалер.
Народу собралось много. Возглавлял общество специально приглашенный генерал Головачев. Незаметный Шауфус стоял у дальней стены, рядом с колонной.