— Что бы стал делать? Да скакал бы без остановки, хоть сто миль, пока не добрался бы до генерала Кауфмана, — отшутился Януарий под смех русских. Время от времени он поглядывал на ехавшего чуть впереди ротмистра Соколова. Похоже, тот отнесся к нему с прохладцей, не совсем радушно. И подобное отношение странным образом не давало Януарию Мак-Гахану покоя.
Глава 12
В нынешнем году лето наступило быстро, мы толком и весну не успели почувствовать. Еще неделя, много две, и придет настоящая жара. Хотя, уже сейчас людям приходилось нелегко.
Погода подложила нам свинью, никто не рассчитывал на столь раннее лето. Две недели, которых нас лишили, как раз и требовались для того чтобы преодолеть самый тяжелый участок на пути к Амударье.
Через некоторое время от Кауфмана поступил приказ — двигаться только утром, вечером и ночью, по возможности экономя силы, наблюдая за нижними чинами и животными.
А затем горы Букан-Тау закончились и мы лишились тех преимуществ, что они давали. Отряду предстояло пересечь Каракумы, двигаясь строго на Амударью. Согласно картам, расстояние составляло триста верст. Казалось бы, не так уж это и много, но в песках счет иной.
Именно пески и чудовищная жара стали нашими главными врагами. Не хивинцы — они всего лишь пусть и воинственные, но дикие кочевники, без дисциплины и чувства долга. Сражаться с ними несложно. А вот климат совсем другое дело.
Едва последние холмы Букан-Тау остались позади, как появились хивинцы. Особой отваги они не проявляли, но зато докучали своим присутствием, непрерывно показываясь на горизонте и грозя ударить в самое уязвимое место.
— Настало время напомнить, кто здесь хозяин, — полковник Ухтомцев решил рассеять силы неприятеля. Генерал Бардовский не возражал.
Четыре эскадрона при поддержке сотни казаков подполковника барона Аминова выдвинулись вперед. По первым прикидкам врагов насчитывалось около двух-трех тысяч, но боя они не приняли и отступили. То, что туркмены прекрасно знали пески и куда лучше переносили климат, давало им дополнительные козыри. В частности, несмотря на все наши старания, мы так и не смогли поймать хоть сколько-нибудь крупные силы. Четыре легкораненых гусара и два десятка убитых хивинцев — вот и все наши скромные успехи.
Во всех подразделениях, выдвинувшихся к Хиве с разных сторон, состояли сибирские и семиречинские казаки, четыре сотни уральцев, девятьсот оренбуржцев, подразделения с Терека и даже часть Ейского полка кубанского войска. Но основной кавалерией считались мы, Александрийские гусары. Поэтому нас часто ставили в пример, на нас равнялись и гусарам, что называется, приходилось «соответствовать».
Князь Ухтомский безостановочно двигался вместе с генералом Бардовским, а мой четвертый эскадрон он периодически отправлял назад. В те дни в наши задачи входила рекогносцировка местности, осмотр колодцев и ближайшей территории, нахождение отбившимся пехотинцем, первая помощь пострадавшим от обезвоживания и теплового удара, и даже моральная поддержка, ибо молодцеватый вид гусар внушал остальным иррациональное чувство надежности. Не знаю, кто первым заметил такую нашу особенность, Кауфман или Головачев, но теперь ее использовали не стесняясь.
Я подчинялся Ухтомцеву, приказ есть приказ, деваться-то некуда, но за неделю, двигаясь туда и обратно, мой четвертый эскадрон прошел вдвое более пути, чем все остальные. Гусары загорели дочерна, обветрились, заматерели. Семеро попали в лазарет, двенадцать коней пало. На коней внимания не обращали, благо, что-что, а лошадей нам тут же выдавали новых. Главное, что мой Хартум климат и дорогу переносил превосходно. Иначе и быть не могло, ведь данная порода идеально приспособлена к местным реалиям.
Авангард первым почувствовал на себе тяжесть перехода до урочища и одноименного колодца Хал-ата. Бело-желтое солнце медленно ползет по небу и словно нехотя скатывается за горизонт. Из-за жары двигаемся лишь по утрам, вечером и ночью. Из растительности лишь жалкие клоки кустов и травы. Песок блестит и жжет сквозь подошвы сапог. Атмосфера проникнута каким-то красновато-туманным блеском, который ослепляет глаза и утомляет мозг через зрительные рецепторы. Пересохшая глотка и потрескавшиеся губы лишь малое из неудобств, что выпало на нашу долю. До оружия и металлических деталей упряжи невозможно дотронуться — так они нагрелись. Гусары пропотели, и пахло от нас не самым лучшим образом. А у горизонта колышутся миражи — призрачные деревья, города и цветущие сады. Находились и такие, кто из-за жары начинал воспринимать их всерьез и выбегать из марширующего строя, стремясь побыстрее очутиться в прохладе. За ними так же приходилось следить гусарам.
Переход по пустыне оказался очень тяжелым и психологически — солдаты, не шутя, верили, что в местных землях обитает черт. Миражи и необыкновенные размеры, странные формы, которые придавал местным предметам раскаленный воздух, убеждали их в том, что здесь поселилась нечистая сила. А кому еще, как ни черту, придет в голову смущать людей видом бегущих ручейков и зеленых деревьев, которые так и манят укрыться под их тенью? Лишь сатана, враг рода человеческого, мог придать какому-то кустику вид огромного пирамидального тополя, а человеку — форму большой башни.
Только пройдя не одну сотню верст, люди привыкли к миражам и не бросались к ним, как прежде. Тем не менее, каждый мираж, изображавший такие соблазнительные вещи, как воду, прохладу и деревья, так и манил к себе, ибо все это представлялось вполне естественным.
Было видно, что пехоте приходится тяжелее всех. Впрочем, как и всегда, в любом походе и на любой войне. Сидеть в седле по нескольку часов также не совсем здорово, но мы хотя бы имели возможность подремать прямо на марше, слезть с коня и размять ноги, внеся, таким образом, хоть какое-то разнообразие.
А пехота шла и шла, безостановочно, механически, апатично…
Солдатики периодически падали от обморока и тепловых ударов, у многих носом шла кровь. Два молоденьких паренька, призванных в армию в этом году и еще не успевших акклиматизироваться, умерли в бреду. Полковник Романов засунул себе револьвер в рот и застрелился — возможно, из-за удручающей жары, но скорее всего по причине неприятностей в семье или денежных долгов. В моем эскадроне никто не погиб, но у Седова некто Кондрат Петров, находясь в седле, потерял сознание, упал и разбил голову. Похоронили его там же, и он стал первой жертвой, принесенной нашим полком богу войны.
Лошадей пало около сотни, верблюдов втрое больше. Слабые и молодые умирали первыми. Проезжая мимо разлагающихся трупов, густо облепленных мухами, мои гусары качали головами — слишком уж разорительным в их глазах казался поход. Да и жалко было таких больших и выносливых животных.
Поначалу командование рассчитывало, что каждый верблюд сможет нести почти пятьсот фунтов различного груза. Но чем дальше мы двигались, тем сильнее уставали животные, и вес переносимого ими груза уменьшался день ото дня.
Ночью первого мая гусары Смерти добрались до урочища Хал-ата, где имелось несколько колодцев. Люди с криками радости принялись черпать воду. Для этой цели использовали возимые с собой кожаные ведра и длинные веревки, так как глубина колодцев иной раз достигала двадцати, и более, саженей.
Вновь появились туркмены. Они до утра появлялись с южной и западной стороны лагеря, крича и действуя на нервы. Подошедший к колодцам Бардовский послал против них взвод 1-ой роты 4-го стрелкового батальона под командованием подполковника Омельяновича. Солдаты скрытно поползли по барханам, пытаясь незаметно приблизиться к неприятелю, но их обнаружили, раздались выстрелы. В ночной темноте некоторое время продолжалась перестрелка, тут и там сверкали вспышки. Ближе к рассвету все затихло, туркмены отступили в пески. С нашей стороны никто не погиб, а как обстояли дела у неприятеля, мы так и не узнали. Если у них кто и пал, то погибших они забрали с собой.
Хал-ата являлся заранее запланированным местом для стоянки и отдыха. Бардовский приказал укрепиться и ждать подхода основных сил. Первый, второй и третий эскадроны князь Ухтомский постоянно отправлял на рекогносцировку, а мне поступил приказ вернуться обратно к основным силам. Следовало доложить, что авангард благополучно достиг Хал-аты, получить свежие приказы и заодно выяснить, как обстоит ситуация с Казалинским отрядом полковника Голова и великого князя Николая Романова — они уже должны были догнать нас. И конечно, нам поставили задачу помочь людям с водой — для этого мы взяли с собой тридцать верблюдов и их хозяев-джигитов.