— Потому что и другие города надо всячески развивать. А насчет Саратова у цесаревича Николая большие планы. Со временем город будет приобретать все большее значение, уже сейчас его население увеличилось на тридцать тысяч человек, и это лишь начало. Там появятся новые проспекты, гимназии и университеты, дворцы, каналы и мосты. Там уже есть чугунка [107] и телеграф, а через год Баранов туда и телефон проведет.

— Допустим… — осторожно согласился Митя. — В принципе, я даже не против поселиться на берегу Волги и наслаждаться тамошними моционами. Но о чем будет писать наша газета и в каком ключе?

— Газета будет писать о событиях в России и мире, об различных открытиях, изобретениях, армии и флоте, знаменитых путешественниках и всем прочем, что происходит на планете. И о социальном неравенстве, и о том, что с ним надо что-то делать, мы не забудем, а равно и о том, что надо бороться с неграмотностью, казнокрадством и бюрократией. Красной нитью будет проходить мысль, что в России надо развивать тяжелую промышленность и транспорт. Основная же идея будет звучать так: мы любим и поддерживаем Россию, но видим в ней не только достоинства, но и недостатки, от которых можно и нужно избавляться, делая жизнь граждан счастливой и интересной.

— Амбициозно! Впрочем, вижу твой фирменный стиль. Мне идея нравится, я буду не просто марать бумагу, а делать что-то нужное, за такое дело взяться не стыдно. Когда надо начинать?

— Когда? Пожалуй, для начала пусть закончится твоя командировка на Балканы. Думаю, к концу года мы мир все же заключим. Пока же пиши, делай то, зачем приехал, набивай руку, обрастай связями и продвигай свое имя. Вернешься в Москву, отметишь спокойно Рождество и Новый год. В феврале можешь смело увольняться и начать думать о переезде в Саратов. Я дам тебе адреса полезных проверенных людей. Они помогут с выбором места для редакции и строительством типографии, познакомят с лучшими представителями города, найдут нужных специалистов, верстальщиков, корректоров, печатников… В общем тех, кто тебе потребуется, я в этом не сильно понимаю.

— Людей я и сам способен найти, благо, связей в различных газетах у меня полно. Да и корреспонденты толковые найдутся, такие как мои друзья Паша Жуков и Федя Ветров. Но для столь интересного проекта нужно запоминающееся название. Хотя, что-то мне подсказывает, что ты уже продумал, как будет называться наша газета.

— Продумал, она будет называться «Правда».

— Шикарно! Да у тебя дар на громкие запоминающиеся имена, братец.

Глава 16

От Плевны до Кутловицы было около ста двадцати верст, а сам город находился на просторной плоской равнине, окруженный пологими, поросшими лесом, холмами и выгоревшей на солнце травой. Со всех четырех сторон к городу подходили дороги. Та, что вела на юг, пересекала речушку Огост и медленно поднимаясь, вела прямиком на Балканы.

Пока основные силы Западного отряда продолжали осаждать прикрывающие Балканские перевалы Яблоницу и Мездру, Особая бригада прошла севернее и добралась до Кутловицы без особых помех. Враг сделал робкие и не слишком впечатляющие попытки приостановить наш марш в селе Криводол, а затем под деревенькой Стубел. В обоих стычках победу принесли действия гусар, казаков и драгун, ракетчики и артиллеристы в дело даже не вступали. Наши потери составили двенадцать убитых и вдвое больше раненых, башибузук погибло около сотни и втрое большее число мы взяли в плен. Гусары Смерти вновь напомнили о себе, один лишь вид наших черепов действовал на турок деморализующе, но теперь, командуя бригадой, я не мог отдавать своим любимцам всю славу — меня бы просто не поняли прочие командиры. Так что успех приходилось делить на всех. А успех, несомненно, сопутствовал бригаде. И десяток корреспондентов, среди которых находился и Дмитрий Соколов, неизменно отмечали наши удачные действия.

Из Плевны я выбрался 31 июля и уже 4 августа добрался до реки Огоста, за которой виднелись черепичные крыши Кутловицы.

— За рекой турки соорудили редуты. У них имеются пять полевых орудия калибра 7.85, — четко, по-военному лаконично докладывал Рут. Рядом с ним находился успевший немного освоиться Громбчевский и еще парочку разведчиков, не считая нижних чинов. — Командует ими Гусейн-паша, под его рукой меньше двух тысяч человек.

— Раньше разговор шел о трех тысячах, — напомнил я.

— Так и есть, Михаил Сергеевич. Но Мехмет-Али-паша не верит в то, что Кутловицу можно удержать и потому приказал двум самым боеспособным таборам отойти к Берковице. Впрочем, мы взяли языка. Не угодно ли послушать, о чем он толкует? — предложил Рут.

— Конечно. Кто его добыл?

— Казачий разъезд под командованием есаула Доронина, с ними находился прапорщик Громбчевский.

— Прекрасная работа, господа. Будьте уверены, я о ней не забуду, — поблагодарил я офицеров. — Молодцы, ребята! Нижним чинам раздать по две чарки ракии, пленного турка привести ко мне.

В Криводоле нашей добычей стало несколько бочонков с вином, ракией, водкой и даже ромом. И хотя в обозе бригады имелось все необходимое, трофеи так же являлись неотъемлемой частью войны. Тем более, их можно пустить на дело.

— Рады стараться, ваше превосходительство, — дружно гаркнули довольные донцы.

Турок оказался пузатым, с сонным лицом, глазами навыкате и внушительным синяком под левым глазом — видать кто-то из казаков успел приложиться, чтобы, так сказать, привести супостата в чувство. Его чин звучал как юзбаши, что соответствовало нашему пехотному капитану.

Пленному я уделил около двадцати минут. За это время он подтвердил короткий рапорт Рута и дополнил его, сообщив, что Гусейн-паша также не верит в свою победу, а лишь надеяться задержать нас здесь на два-три дня. Да и сами турки особым желанием сражаться не горели. Они знали, что против них выдвинулись Кара Улюм, так что особых иллюзий не испытывали.

— Юзбаши накормить и утром отправить в Плевну, — распорядился я. — А пока же займемся подготовкой операции.

Хотя, как показало будущее, пытаясь свести потери к минимуму, я перестраховался и слишком много внимания уделил делу, которое закончилось, не успев толком начаться.

Утром 5 августа на позиции турок полетели первые ракеты и снаряды. Драгуны спешились и ввязались в перестрелку через реку. Гусары и казаки перешли Огост, благо, тот оказался узким, раза в три меньше, чем Вид, иначе это бы доставило нам определенные трудности. А так кавалерия лавой форсировала реку и принялась демонстративно галопировать с севера и юга турецких позиций.

Около двух часов продолжался обстрел неприятеля, на который тот отвечал вялой стрельбой своих пушек, а затем по центру поднялось белое полотнище.

— Немедленно прекратить огонь, — приказал я, заметив в бинокль белую ткань. — Андрей, отправляйся к туркам, принимай только безоговорочную капитуляцию, прочие условия нас не устраивают.

Подполковник Некрасов в сопровождении первого эскадрона ускакал и минут пятнадцать ничего не происходило. Затем Андрей вернулся и сообщил, что турки сложили оружие и знамена. Так закончился бой за Кутловицу, который-то и боем можно было назвать с большой натяжкой. Естественно, в своем рапорте цесаревичу я малость приукрасил масштабы действий Особой бригады. Как генерала, меня за подобное вряд ли чем-то наградят, но нескольким офицерам и полсотни нижних чинов медали явно не помешают.

Гусейну-паше было за шестьдесят, он носил круглые очки. Короткая бородка и усы имели серо-белый цвет, а морщины, равно как и усталость на лице, добавляли ему возраста. Он собственноручно вручил мне свою саблю, держась вежливо, но с достоинством.

С пашой и двумя его доверенными офицерами мы провели общий ужин, после которого поговорили с турком наедине, выкурив сигары и смакуя превосходный кофе. После трех стопок коньяка Гусей-паша немного оживился и разговорился.

— Не подумайте, что я паникер, но в данной войне у моей Турции практически нет шансов победить, — с горечью признался он.