Военные не проявляли чувств так же активно, как местные жители, но и нас охватил всеобщий восторг. Мы живы, здоровы, выполнили то, зачем живем на Земле и теперь можно сполна насладиться плодами победы. Да и родным появился повод написать, что все риски позади и им больше нечего опасаться.

Когда в город прибыл цесаревич Николай со своим братом Александром, начался очередной виток празднеств, гуляний и церковных служб. Теперь делегации хотели встретиться именно с ним, чему я, признаться, был только рад.

Начались раздачи наград. Я лично проследил, чтобы никого из моей Особой бригады не обидели, ни офицеров, ни нижних чинов. Мне же Романов собственноручно вручил второго Станислава с мечами. Для меня данный орден выглядел достаточно скромно, особенно на фоне недавнего Георгия. Данному обстоятельству я был только рад, не желая привлекать лишнего внимания к своей персоне. Было бы совсем нехорошо, «осчастливь» меня цесаревич чем-нибудь по настоящему значимым.

Большая часть земель вокруг Софии принадлежала турецким землевладельцам. Самой значимой латифундией, носящей название Чардаклия, совместно владели Мурад-бей и Мустафа-бей, а северную окраину города опоясывали поселения черкесов. Естественно все они теперь бежали и лишились своей собственности. Болгары на радостях поделили землю на участки и принялись одаривать ими русских освободителей — Николая и Александра Романовых, Белокопытова, Каталея и Похитонова. Вполне ожидаемо, в их число вошел и я, нежданно-негаданно став хозяином виноградника и территории общей площадью двадцать десятин [115] . Осталось только понять, что делать с землей и кого назначить, чтобы за ней присматривал.

— Готовься к мирному конгрессу, Михаил, — в один из дней сказал мне цесаревич. — Он пройдет в Вене, Австро-Венгрия любезно согласилась выступить в роли посредника. Игнатьев и его дипломаты уже приступили к проработке будущих условий.

— Вена? Не Сан-Стефано? — история продолжала меняться и что-то мне подсказывало, что сейчас Россия сможет получить куда больше.

— Нет, не Сан-Стефано, — Романов покачал головой. — Я помню твои рассказы и постарался все учесть. Так что мы готовы, главное, чтобы Игнатьев не подкачал.

— Не подкачает, я в нем уверен. Когда начнется конгресс? — поинтересовался я.

— Ориентировочно двадцатого октября, мы с тобой там обязательно будем присутствовать. А пока же ты продолжишь числиться военным комендантом Софии. Тем более, я намерен провести здесь парад. Австрийский кронприц Рудольф написал мне, что хочет приехать сюда и посмотреть на Особую бригаду и гусар Смерти. Он считает тебя и твоих молодцев самыми боеспособными частями русской армии. Представляешь, кто и как именно о тебе думает?

— Представляю, — на самом деле, слышать подобное было приятно. А вот спорить с наследником выглядело занятием неблагодарным. Он уже все за меня продумал. Тем более, насколько я помнил, после нынешней войны Россию ждут долгие годы мира, не считая отдельных операций в Средней Азии. И что делать военному в такое время? Заниматься гарнизонной службой или реформами?

Конечно, все это хоть и скучно, но имеет смысл, но почему бы не посмотреть на то, что приготовил мне цесаревич? Если появится возможность быть полезным по дипломатической линии, то вероятно, этим стоит воспользоваться. Сейчас я уже не был столь категоричен, как раньше, и на предложения Романова смотрел более благосклонно.

— Вот и соответствуй.

— Хорошо, буду соответствовать. Парад проведем как положено и Вену я посещу с удовольствием. Только у меня просьба — дай мне две недели отпуска.

— И зачем они тебе?

— Поеду устраивать личную жизнь. Хочу посетить Бузеу и графиню Шувалову.

— Наконец-то ты созрел! — широко улыбнулся обычно сдержанный Романов. — Я очень за тебя рад, прими мои поздравления! Конечно, поезжай, уверен, все у тебя сложится самым благоприятным образом.

И все же я вновь воспользовался своим особым положением. Кому еще в армии позволялось вести себя столь вольно? Комендантом на время стал генерал-лейтенант Похитонов, а я прошелся по городским магазинам и купил все необходимое. Брату Дмитрию я рассказал о планах и посоветовал ему быть готовым отправиться со мной в Вену. Само собой, он согласился, такой репортерской удачи никто бы не упустил.

Взяв два десятка гусар Смерти из второго эскадрона, Шувалова, Фалька и Снегирева я выдвинулся на север. У каждого из нас имелось по три лошади, так что двигаться мы могли достаточно быстро. Плохо, конечно, что в Болгарии на настоящий момент существует единственная полноценная железнодорожная ветка, связывающая Рущук и Варну на берегу Черного моря. Испытывающая внушительные финансовые трудности Турция и сама толком не развивалась, тем более, не желала вкладывать деньги в одну из своих провинций. Так что двигаться нам пришлось по старинке, в седле, благо мы люди привычные.

Скакали быстро, по возможности без лишних остановок. Собственно, конвой в виде гусар я взял по двум причинам: ради безопасности, так как имелся шанс нарваться на банду мародеров или преступников и по соображениям солидности. Все же Черному генералу подобает выглядеть соответственно.

Плевны достигли в два дня, встречая на пути беженцев, обозы с ранеными, передислоцирующиеся полки и конвоируемых пленных. Добравшись до Никополя, сели на пароход и доплыли до Рущука, где наконец-то оставили лошадей и как цивилизованные люди дальнейшую часть пути проделали на поезде.

Ехали в двух вагонах, в штабном и для нижних чинов. В Бухаресте поезд задержался на три часа, публика на вокзале узнала обо мне и пожелала пообщаться. Моментально появились репортеры газет, румынских и русских. Пришлось выйти из вагона и потратить полчаса, отвечая на различные вопросы. Вроде бы все прошло неплохо, чести мундира я не уронил, наоборот, сделал все возможное, чтобы повысить престиж русской армии. Меня долго не хотели отпускать, а с десяток влиятельных граждан пригласили к себе на ужин.

Госпиталь, один из десятков ему подобных, находился в румынском городе Бузеу. Возглавлял его доктор медицины Склифосовский. Мне было интересно познакомиться со столь знаковой фигурой нашей истории, до сего дня я лишь читал и слышал о его новаторских опытах и прорывах в области военно-полевой хирургии.

— Чем обязан вашему визиту, Михаил Сергеевич? — Склифосовский принял меня в кабинете, заставленном всякими медицинскими приспособлениями, шкафами с лекарствами, справочниками и бесчисленными книгами. В углу стоял скелет.

Доктору недавно исполнился сорок один год, он выглядел энергичным и строгим, с густыми темными волосами, небольшой бородкой и аккуратными усами. Внимание привлекали его внимательные умные глаза и точные, выверенные до миллиметра, движения профессионального хирурга.

— Прежде всего я очень рад с вами познакомиться, Николай Васильевич. Ваши успехи, сотни блестяще проеденных операций и спасенных жизней, а также научные статьи говорят сами за себя, — от чистого сердца похвалил я доктора. — От лица военных позвольте выразить вам свою глубочайшую признательность. Нам, простым солдатам, куда легче сражаться, зная, что в случае чего, в госпитале нас будут лечить такие люди, как вы.

— Ну что, вы, я всего лишь обычный полевой хирург, — доктор смутился и слегка покраснел от удовольствия.

Ага, как же, обычный… Склифосовский принимал участие в качестве медика во всех последних военных конфликтах и приобрел уникальный опыт. За заслуги он уже успел получить четвертую и третью Анну, а также третьего Владимира. И это при всем при том, что звезда доктора лишь всходила, настоящие слава и признание ждали его впереди.

Подали чай с печеньем и вареньем. Некоторое время Склифосовский вводил меня в курс дела, рассказывая о своих новаторских идеях и том, что в ряде госпиталей Дунайской армии удалось достичь невероятного процента в 10,8% смертей от общего числа раненых. Для нынешней эпохи это действительно выглядело как фантастические цифры.