Чего я добьюсь, убив графа? Катя после такого все равно ко мне не вернется, жизнь пойдет под откос и все планы рухнут. Только месть способна хоть как-то оправдать то, что может случиться.

На самом деле, мести я окончательно со счетов не списывал, решив посмотреть, как будет проходить схватка, и действовать по обстоятельствам. У меня даже план появился, что если все пойдет по самому плохому сценарию, а я останусь в живых, то плюну на все и уеду, к примеру, в Америку.

Дуэль назначили на 15 февраля, на семь часов утра. Денек выдался паскудным. Дул пронизывающий ветер, шел снег. Солнце поднималось словно нехотя, тусклым пятном просвечивая сквозь тучи.

— Собачья погода, — закуривая, заметил Скалон.

Мы прибыли первыми, за пять минут до установленного времени, воспользовавшись нанятым извозчиком и его пролёткой. Кажется, он начал догадываться, в какую историю его втянули, и удовольствия ему подобное не доставило. Я дал ему пять рублей. Деньги смогли помирить извозчика с тем, что могло произойти.

Скалон захватил с собой две совершенно одинаковые сабли, а заодно различные бинты, лекарства и все прочее, что могло понадобиться. Извозчик кутался в бараний тулуп с красным кушаком и сидел в пролётке саженей в ста от нас.

Достацкого и его секунданта все еще не было. Я снял шинель, взял одну из сабель и закрутил восьмерку, разминая кисть.

Некоторое время ничего не происходило. Скалон докурил папиросу и теперь стоял молча, наблюдая за мной и округой. Я же прекрасно размялся и даже согрелся.

— Кажется, едет кто-то, — негромко заметил друг. — Коляска, странно, что внутри всего один пассажир. А, это статский советник Уютнов, секундант графа.

Уютнов оказался невысоким подтянутым и спокойным господином с безукоризненными манерами и наметившимся брюшком.

— А что, графа Достацкого все еще нет? — удивился он, вылезая из коляски и останавливаясь от нас в десяти шагах.

— Нет, — Скалон покачал головой.

— Странно. Мы с ним расстались в городе час назад. Он сказал, что ему необходимо докончить какие-то дела, и что меня догонит.

— Не догнал, — с безразличным видом заметил Георгий. — Пока у нас есть время, извольте осмотреть оружие.

Уютнов мельком проверил сабли и отошел в сторону, поглядывая на дорогу. Минуты текли одна за другой. Скалон вытащил брегет и щелкнул крышкой.

— Пятнадцать минут восьмого, Миша, — сказал он. Уютнов дернул щекой, но ничего не сказал. Промолчал и я.

Замерзнув, я вновь взялся за саблю. Уютнов закурил, отойдя саженей на двадцать в сторону. Скалон приблизился ко мне и понизил голос.

— Прошло достаточно времени, Миша. Соперник не явился. Мы можем уехать, твоя честь не пострадает, — заметил он.

— Подождем, — ответил я.

И вновь небольшая полянка погрузилась в тишину. Лишь где-то вдалеке чирикали птички. Прошло полчаса, Достацкий так и не появился и у меня начало закрадываться подозрение, что граф просто испугался.

На дуэли иной раз опаздывали, хотя подобное считалось дурным тоном. Как же, такое важное событие и ты запоздал, заставив людей ждать. Иногда так случалось в силу обстоятельств или отсутствия пунктуальности. Вместе с тем некоторые люди использовали данную уловку, чтобы избежать дуэли. Дескать, я просто не успел, меня задержали.

В минуту, когда чувства бушуют, а человек не совсем понимает, что делает, горячие головы вызывали врагов на дуэль. Но затем проходит некоторое время, человек приходит в себя, переосмысливает ситуацию с совершенно иных позиций и понимает, что драться ему совершенно не хочется. И не хочется рисковать всем ради обиды, которая не так уж и велика, если разобраться.

Не знаю, оказался ли Достацкий трусом или его действительно задержали неотложные дела.

— Михаил, уже половина восьмого, — еще раз напомнил Скалон. Я видел, как друг переживает за меня. Переживает за то, что может случиться непоправимое. Я мог со спокойной совестью покинуть Волково поле, и никто бы не посмел меня в чем-то упрекнуть.

— Еще минутку, — попросил я, поднимая голову к Небесам.

«Боже, если ты меня слышишь, дай знак, стоит ли мне уезжать? Ты читаешь в людских сердцах, как в открытой книге, так загляни же в мое сердце», — я никогда не умел молиться, хотя знал «Отче наш» и еще несколько молитв. Мне всегда нравилось самому решать свою судьбу. Но в тот момент что-то шевельнулось в душе, и я поступил так, как поступил.

Поначалу ничего не происходило, я продолжал смотреть в небеса, ловя лицом снежинки. А затем свинцовые тучи разошлись, разошлись буквально на миг. Зрелище оказалось удивительным! Сквозь снегопад показалось маленькое пятнышко голубого неба. Узкий солнечный луч как клинок прошелся по дальнему полю. Солнце просияло и тут же скрылось за тучами, а ветер задул с новой силой.

Внутри меня будто что-то оборвалось. Или проросла новая надежда, уж как посмотреть. Возможно, я стал свидетелем самого заурядного явления, а возможно, и нет. Что если это действительно была подсказка некой высшей силы?

— Едем, Георгий, — решил я.

— Слава Богу! — друг выдохнул, а затем повысил голос. — Граф Достацкий повел себя недопустимо, господин Уютнов, нарушив все договоренности. Мы не можем больше ждать.

— Господа, еще несколько минут.

— Мы и так уже прождали более получаса, — покачал головой Скалон. — Мы уезжаем.

Никуда не торопясь, мы забрались в пролётку и вернулись в Петербург. По дороге навстречу нам ехало множество саней и экипажей, но Достацкого мы так и не увидели.

— Да, Миша, наворотил ты дел! — в голосе цесаревича Николая слышалось отчетливое недовольство. — Что же ты устроил? Дуэль? Радуйся, что вы не довели ее до конца, иначе все бы оказалось куда хуже! Но общество взволновано, ваша история стала известной и ты должен принять последствия.

— Я не хотел драться, но получил вызов. Честь — это то, чем я живу. Чтобы ты сделал на моем месте? — я говорил негромко, без всяких эмоций, с каким-то внутренним безразличием. Мы встретились с наследником взглядом. Я смотрел на него без вызова, просто желая услышать ответ. Он не выдержал и отвернулся первым, бросив взгляд на тяжелые напольные часы.

— Формально ты прав. Более того, я на твоей стороне. Все же здорово, что граф в тот день упал с лошади и сломал себе ногу. Его падение спасло вас обоих.

— Да, удачно вышло, — как оказалось, Достацкий действительно сломал ногу и не смог приехать на дуэль. Причина выглядела более чем уважительно, но меня, да и не только меня, терзали смутные подозрения, что не все так однозначно с этой травмой. Да и слух по Петербургу пошел, что никакого перелома нет, есть только вывих, да и то, не сказать, чтобы серьезный, а граф просто испугался.

— Что ж, не будем тревожить твоих задетых чувств, — решил наследник. — Снявши голову по волосам не плачут. Признаюсь, я невероятно рад, что ты не наделал глупостей. Но тебя следует наказать. Наказать для вида, формально, чтобы успокоить общественность и моего отца — ты же знаешь, что он категорически против дуэлей.

— Знаю. Говори, что придумал, — я не собирался ничего объяснять Николаю, не собирался оправдываться или обвинять Достацкого. Я просто собирался принять то, что даст судьба. И признаюсь, особой разницы для меня не было, что она там приготовила.

К тому же именно Николай стал тем, кто пусть и невольно, но разрушил мои мечты. Это он попросил меня остаться в Хиве на четыре месяца. Вернись я в Петербург в августе, и еще неизвестно, как бы все в итоге сложилось. Так что друга я до конца не простил, хотя он ничего в тот момент не знал, и зла мне не желал. Просто так получилось.

— Ты поедешь в Константинополь военным советником и пробудешь там, пока слухи не улягутся и вся эта ситуация не забудется. Тем более, скоро война, твои навыки разведчика окажутся в Турции к месту. Согласен, Михаил?

— Согласен, — я лишь пожал плечами. Турция, так Турция. Это не наказание, а так, баловство.

На следующий день я выслушал короткий и энергичный инструктаж генерала Обручева о том, чем мне надлежит заниматься в Османской Империи. Через сутки я уже сел на поезд и отправился в Москву, оставляя в столице Катю Крицкую и частичку своего сердца. Тогда мне казалась, что этой ране никогда не суждено зажить до конца.