Ночью выли шакалы — хоть какое-то развлечение. Я думал, что вылазка принесет какую-то пользу, а она ничего нам не дала. Доберись мы до Мазари-Шариф или встреть местных джигитов, так оно бы и было, а так мы лишь впустую потеряли время. Хотя, теперь есть чем гордиться — я побывал за Речкой.

Второй день не принес никаких сюрпризов. Наш маленький отряд, преодолев около тридцати верст, повернул обратно и по внушительной петле под вечер вернулся к реке. Ночевали на южном берегу. Утром, как и договаривались, приплыла лодка. Переправились без всяких неожиданностей, наслаждаясь прекрасным восходом и видом стремительно тающего тумана над водой. Абдулганди в лагере уже не застали — он ушел обратно в Афганистан.

— Готовь людей, Георгий. Завтра снимаемся и возвращаемся в Ташкент, — приказал я, очутившись на русской земле.

— С удовольствием, — товарищ улыбнулся. Он, как и я, был рад покинуть порядочно надоевший Термез. Да и кто бы был не рад?

В Ташкенте меня ожидали свежие новости. Наш командир барон Оффенберг получил генерала и был отозван для дальнейшей службы в Москву. Его место занял князь Ухтомский, ставший полковником. Ротмистр Седов получил подполковника, а Ян Озерский стал новым командиром третьего эскадрона. Вот так перевод одного человека на другое место службы позволил сразу трем офицерам продвинуться в чинах и должностях.

Первый рапорт о деталях поездки в Термез я отдавал именно Ухтомскому.

— Ты задержался на трое суток, — с неудовольствием заметил полковник. Мне показалось, что к своему новому званию и должности он относится трепетно, с чувством огромного удовлетворения. — Я проводил смотр в присутствии генерал-губернатора Кауфмана. Отсутствие части гусар сказалось на нашем полку не самым лучшим образом.

— Задержался по объективным причинам, на заранее обговоренный срок. Необходимо было получить известия от надворного советника Пашино, — ответил я, не скрывая удивления. Во время ужина в честь Тургенева у нас с князем случилась первая размолвка, затем произошла еще парочка эпизодов, когда мы плохо поняли друг друга. Но князь никогда ранее не считался бюрократом и брюзгой. Он был прекрасным товарищем и настоящим гусаром. Неужели повышение до командира полка так на него подействовало?

— Я не придираюсь, как тебе могло показаться, но лишь требую соблюдения дисциплины, — Ухтомский сделал вид, что не замечает мой недоуменный взгляд. — Александрийские гусары находятся на виду, я лишь забочусь о чести нашего мундира.

— Как и я.

— Хорошо. Полагаю, инцидент исчерпан, — Ухтомский помолчал, ожидая, не добавлю ли я чего-то еще. Моих оправданий не последовало, виновным я себя ни в чем не считал. Подумаешь, задержался на трое суток! А если бы в горах обвал случился или что похуже? Мы могли и на неделю в Шахрисабсе застрять, и на две, ожидая, пока откроется перевал.

Про Пашино я не стал ему ничего объяснять. Дело это секретное, детали знают лишь несколько человек. Ухтомский лишь понимает, что Пашино — разведчик, отправившийся с крайне непростой миссией в Афганистан. И если он умен, а князь умен, то лишние вопросы задавать не станет.

Еще один доклад ожидал от меня Шауфус. С ним мы разговаривали дольше, он интересовался любыми, даже самыми незначительными, деталями. Под конец я все же признался, что ходил за Речку.

— Не знаю, стоило ли вам так поступать, — он покачал головой. — Толку, как я понимаю, от подобного мало, а вот неприятностей можно огрести сполна. Англичане могут обидеться и отправить ноту протеста.

— Нас не поймали, не опознали, а мы первыми почувствовали под ногами землю Афганистана.

— Может вы и правы, — он неожиданно усмехнулся. — Будем считать, что я ничего об этом не знаю.

Исполнив все служебные обязанности, переговорив с товарищами и передохнув, я вплотную занялся собственным начинанием. Меня сильно волновал вопрос полевых кухонь. Эх, как же Оффенберг не вовремя покинул полк! Я переживал, что Ухтомский начнет чинить препятствия, но все обошлось самым лучшим образом. Тревоги рассеял Тельнов, а затем и инженер Волков.

— Михаил Сергеевич, пока вы были в Термезе, испытания кухонь благополучно закончились. Было составлено несколько итоговых актов — о надежности, удобстве и прочности вашего изделия, о проведенных проверках, о том, как пища готовится на марше и на стоянке, о качестве готовой еды и расходе топлива, — доложил мне инженер Волков. — Все это было подписано самим полковником Оффенбергом, подполковником Тельновым и генералом Головачевым. Акты и пояснительные записки фельдъегерской почтой отправили в Петербург. Так мне сказал ваш товарищ, подполковник Тельнов.

— Он и мне так сказал, — я мысленно отметил, что Ухтомский акты не подписывал. Тельнов эту деталь упустил сознательно, но оно понятно, он против любого недопонимания и трений в родном полку. — Значит, все хорошо?

— Совершенно точно-с. И вот еще что… только прошу не судить меня строго. В ваше отсутствие я все ломал голову, как же можно усовершенствовать кухню. И знаете, Михаил Сергеевич, кое-что таки придумал. А именно — изыскал ресурс, чтобы уменьшить телегу в длине и слегка облегчил вес за счет более экономного использования материалов. В итоге она стала легче на полтора пуда [60] . Каково, а? — он с немалой гордостью приосанился.

— Ну, положим… — осторожно заметил я. — Полтора пуда совсем не плохо. Но вы помните главный принцип данного изделия — простота, долговечность и относительная дешевизна.

— Принцип соблюден полностью, даю вам свое слово. Кухня стала не намного дороже в изготовлении. Впрочем, что это я, не угодно ли взглянуть на новый чертеж?

На чертеж я посмотрел. И чем дольше изучал, тем отчетливей понимал, что Волков настоящий молодец. Да, неплохо он потрудился. Вот что значит дипломированный инженер с профессиональным подходом. Он прав, так действительно лучше.

— Блестящая работа, Сильвестр Тимофеевич! Браво! — я пожал инженеру руку. — Вы большой молодец и заслужили премию, тут и говорить не о чем. Инициативу вашу я полностью одобряю и поддерживаю.

— Благодарю. Но теперь я жду вашего слова — что мне делать дальше? — инженер буквально зарделся от того, что его заслуги оценены по достоинству и даже слегка вспотел от воодушевления.

— А какие ваши планы? — вопросом на вопрос ответил я.

— По личным делам мне надо вернуться в Москву, а затем посетить столицу. Это займет порядка трех месяцев, после чего я готов оказать вам всяческое содействие.

— Вот и славно. Нам с вами, Сильвестр Тимофеевич, в любом случае надлежит дождаться вердикта Военного Министерства. Они должны принять кухню, сделать заказ и выдать необходимые средства. И тогда вы возьметесь за их изготовление.

— Не сочтите меня сомневающимся, но как-то у вас все легко получается, — Волков покрутил головой. — Кухни должны принять — раз! И тендер на их производство должны получить именно вы — два! Построить заводик и наладить производство — три! И я не говорю о великом множестве иных препятствий. Бюрократическая машина и конкуренция за столь внушительный заказ смогут существенно повлиять на ваши планы.

— Может, и повлияют, но мы с вами будем рассчитывать на лучшее. Я создал полевую кухню, и Министерство не сможет отодвинуть меня в сторону. С патентами у нас же все благополучно?

— Патенты в наилучшем виде. Не подкопаешься, — успокоил меня инженер.

Основные детали полевой кухни и найденные инженерные решения я запатентовал. Здесь, как и с телефоном Баранова, нельзя ничего пускать на самотек. С этой стороны мы себя прикрыли. Но Волков не знает о моей дружбе с цесаревичем, что вполне естественно. С его точки зрения казалось, что впереди огромное количество трудностей. Так оно и есть, но я вновь воспользуюсь связями наследника. За кухню я не переживаю, она выполнена на совесть, добротно, и армия действительно в ней нуждается. Вероятно, проект можно еще более удешевить, придумав дополнительные новшества, но и прямо сейчас он принесет немало пользы. Полевые кухни, как и ранее телефон, станет весомым вкладом в длинную череду полезных изобретений, сделанных русскими инженерами.