Тигр Забияка, как и вся семья Хлудовых, пользовались большим успехом в городе.
В Ташкенте проживал Джура-бек, бывший владыка Шахрисабса. Его взял в плен генерал Абрамов, привез сюда, а Кауфман дал свободу и позволил заниматься, чем душа пожелает. Бек быстро сблизился с русским обществом и чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Он приобрел вблизи города небольшое поместье и начал собирать старинные восточные рукописи. С ним поддерживал отношения мирза Хаким, представляющий в Ташкенте Кокандского Худояр-хана.
На месте я не сидел и еще до отъезда в Красноводск договорился с писарем в штабе Кауфмана, чтобы он перерисовал мне качественный чертеж полевой кухни. За заказ тот взял двадцать рублей, но и работу сделал на совесть. По возвращению в Ташкент меня ждал качественный, очень подробный чертеж в трех проекциях, по которому можно было делать кухню.
Но я пока не торопился. Полковник Оффенберг мое начинание обещал поддержать. Правда, на сей раз согласился обеспечить экспериментальными кузнями не шесть эскадронов, а лишь четыре. Но и этого мне вполне хватало. Осталось лишь найти подходящего человека.
Октябрь ничем особенным не запомнились. Я лишь писал письма — родителям, Полине, друзьям «с Невского» и, конечно же, Кате Крицкой. Девятого октября ей исполнилось двадцать лет. Месяцам ранее я отправил ей подарок — золотую цепочку и милый кулон с сердоликом. В письме упомянул, что получил шрам на лице и теперь выгляжу не так, как раньше.
К тому времени, наше общение становилось все более открытым, очень личным. И ответ девушки меня порадовал.
«Возмущению моему нет предела! Ты напрасно считаешь меня безмозглой глупышкой, оценивающей мужчину лишь по внешнему виду и состоянию в банке. Твой шрам ничего для меня не значит. Более того, ты получил его на войне, честно и благородно выполняя свой долг, и я буду им гордиться», — вот такие строки были в ее ответном послании. Как же приятно их читать!
Весточку прислал и Хмелёв. Он подробно описывал дела Железнодорожного правления, строил планы на будущее и интересовался, не испытываю ли я в чем нужды. В конце он с немалой гордостью сообщил, что его младший сын Игорь поступил в Старую Школу и все так же мечтает стать Бессмертным гусаром.
Да и с Барановым мы постоянно обменивались вестями. Наша «Держава» продолжала неуклонно расширяться, обслуживая все новых и новых клиентов. Он упомянул, что одним из уважаемых клиентов стал сам Менделеев, и я сделал пометку наконец-то познакомиться с гениальным ученым. Свою Периодическую систему тот презентовал обществу в 1869 г. и она произвела настоящий фурор. Но я тогда был сильно занят учебой, а к ученому на прием народ буквально выстраивался в очередь. Да не абы кто, а сплошь прославленные и знаменитые люди! Так что мне, простому штабс-ротмистру, пробиться к Менделееву в тот момент оказалось непросто. А затем он уехал в длительный вояж по Европе.
Баранов упомянул, что к нему приезжали гости из Германии и Австро-Венгрии и он договорился о поставках наших аппаратов. Да и Министерство Железных дорог сделало ему большой заказ, и он уже начал подготавливать проект первого междугороднего телефона Петербург-Москва. В общем, Баранов работал без выходных. Он стал весьма обеспеченным человеком и его векселя, которые я мог свободно обналичить в Ташкентском отделении Государственного банка, помогали жить на широкую ногу и помогать товарищам.
Митька продолжал учиться в Университете и прислал свою брошюру. Она называлась «Шестьдесят дней под палящим солнцем» и была целиком посвящена походу Русской армии против Бухарского эмирата.
Когда я вижу такие достижения, то мое сердце переполняет гордость. Даже один человек может многое изменить, если ему повезет, конечно. В знакомой мне истории не было «Державы» и первого в мире телефона Баранова, не было очерка Тургенева о Средней Азии, и тем более Митя Соколов не писал свою книгу. А здесь они есть. И изменения продолжают накапливаться.
В конце октября в Ташкент прибыл тридцатилетний инженер Сильвестр Тимофеевич Волков. Сюда его привел ряд коммерческих проектов, целесообразность и перспективность которых ему полагалось оценить. Я познакомился с ним в ресторации «У Ермолаева». Человеком он оказался увлекающимся, честным и со способностями. Волков мечтал о серьезных делах. Таких, как конструирование и изготовление новых паровозов или пароходов. В его воображении рукотворные паровые машины должны были покорить самые удаленные уголки Земли. И добраться туда, где еще не ступала нога человека.
Нас представили друг другу, и около недели я осторожно прощупывал инженера. И когда некое доверие было достигнуто, пригласил его в ресторан. Мы заказали столик, взяли тушеную с рисом утку и некоторое время наслаждались вкусной едой и хорошим обществом. Место было достаточно популярное и практически все столики оказались заняты. Со всех сторон слышалось позвякивание столовых приборов, разговоры, смех.
Видя, что инженер пришел в превосходное настроение, я предложил ему основать мастерскую, а затем и завод в Саратове, на берегу Волги.
— И чем же будет заниматься моя мастерская? Вернее, наша, — без особого энтузиазма поинтересовался он. Тем более, несмотря на мой чин ротмистра, я был младше и наверняка не казался «надежным», в плане финансов и инженерных работ, человеком.
— Вы будете производить передвижные полевые кухни, походные котелки и фляжки, вилки, ложки, ножи и солдатские каски.
— Все это как будто интересно, но несколько однообразно, Михаил Сергеевич, не находите? — Волков не выглядел осчастливленным моими планами. Среднего роста, начинающий полнеть, с небольшими залысинами, в костюме с галстуком и начищенных штиблетах, вид он имел немного неуклюжий и мечтательный. — Не подумайте, что я неблагодарен и не ценю вашего предложения. Просто мне бы хотелось чего-то большего, чем полевые кухни. Хотя и они, безусловно, нужны армии. Но позвольте спросить — какие кухни? Ничего подобного в мире как будто нет, ни у англичан, ни у немцев, — он подбоченился и посмотрел на меня свысока — мол, я прекрасно знаю все последние Европейские изобретения.
— У них нет, а у нас будет. Смотрите, Сильвестр Тимофеевич, — с этими словами я положил на стол предусмотрительно захваченный тубус и развернул перед ним чертеж. И по тому, как округлились глаза инженера, стало ясно, что задумку он ухватил на лету.
— Так ведь это практически готовое изделие! — быстро осмотрев чертеж, сообщил Волков.
— Верно. Вам лишь надо довести его до ума и создать четыре таких модели. Деньги вы получите. Работать необходимо в полковой кузнице Александрийского полка.
— Ничего себе, — он присвистнул, а затем задумался. — Если получится начать такое дело, то оно принесет солидные барыши. Шутка ли, первая в мире полевая кухня! Армия засыплет нас заказами!
— Вот и я так думаю.
— А не боитесь, что я вас обману? Глаз у меня набитый, память хорошая, чертеж я запомнил. Что мне мешает сделать все в одиночку и присвоить все лавры себе?
Волков вел себя немного развязно. Он выпил несколько рюмок водки, и алкоголь развязал ему язык.
— Ничего не мешает, — я с самым безразличным видом пожал плечами, откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и щелчком сбил с колена несуществующую пылинку. — Только и у меня рука набита, стреляю я хорошо, с саблей обращаюсь превосходно, и что такое смерть, знаю не понаслышке.
— Да я, собственно, так, пошутил, — Волков неожиданно поперхнулся, побледнел и принялся нервно мять край скатерти. Он скользнул взглядом по моему лицу, черной венгерке с вышивкой и сабли на поясе. Приближалась зима, гусары Смерти сменили летнюю форму на зимнюю, так что сейчас я выглядел впечатляюще. Но с чего инженер занервничал? Вот чудак, неужели он серьезно воспринял мои слова? Никто не будет его трогать. Я же пошутил!
Но глядя на лицо будущего прославленного (как я надеялся) инженера, понял, что да, воспринял крайне серьезно. Репутация гусар Смерти и мой тон подействовали на него специфически. Он и протрезветь успел.