— Прибыл штабс-ротмистр Соколов, — дверь приоткрылась, на пороге появился ротмистр Козлов, служивший адъютантом, облаченный в черный повседневный мундир своего Кирасирского полка. — Велите впускать, Ваше Императорское Высочество?

— Впускай! Меня не беспокоить!

— Слушаюсь.

— Ваше Императорское Высочество! — вошедший Соколов вытянулся, говорил громко и строго по протоколу — пока дверь не закрылась, и их перестали слышать. Выглядел Михаил великолепно. Черно-белая форма очень ему шла. Как и всякий кавалерист, он не просто носил её, а носил с достоинством, гордо и немного дерзко. Два ордена смотрелись не броско, но солидно. В руке друг держал перевязанную бечевкой коробку, формой похожую на толстую раму для картины.

— Михаил! — цесаревич подошел к гусару и протянул ему руку. Тот пожал ее с самым спокойным видом. Вот и еще одно отличие и доказательство того, что он из будущего — подданные Российской Империи никогда и не при каких обстоятельствах не смогли бы себя так вести. — Как же я рад нашей встрече! Выглядишь ты хорошо. Да и орденами, смотрю, обзавелся. Поздравляю от всей души!

— Благодарю, — Соколов остался стоять. Цесаревичу нравилась эта черта — тот не тушевался и не боялся, но так же не позволял себе и намека на фамильярность и не спешил воспользоваться его покровительством.

— Присаживайся, и давай поговорим.

— Хорошо. Позволь спросить, почему ты вдруг решился приоткрыть наши взаимоотношения? Видел бы ты, какой переполох поднялся в доме Хмелёвых. Они мне даже экипаж предлагали для солидности. Мол, на прием пешком идти нельзя, невместно. Еле отбился от них, — он негромко рассмеялся. — А по Зимнему дворцу, надо полагать, теперь поползут слухи. Как же, сам цесаревич пригласил на аудиенцию какого-то заурядного офицера!

— Я посчитал, что сейчас настал благоприятный момент. Я являюсь шефом Александрийских гусар, а один из офицеров как раз прибыл в столицу. Естественно, я захотел услышать о положении дел в полку, да и послушать рассказы непосредственного участника Бухарской кампании, — наследника временами занимал ход мыслей Соколова. В такие моменты отчетливо становилось видно, что перед ним человек совершенно иной эпохи. Неужели лишь он один это видит?

— Так я и подумал. Что ж, не буду скрывать, момент ты выбрал удачный, — Михаил кивнул, а затем положил на стол принесенную коробку. Неторопливо размотав ткань, он достал настоящее произведение искусства — шахматную доску и удивительной красоты фигуры. Пахнуло пряностями и благовониями. — Эти шахматы принадлежали родичу бухарского эмира Шир Али-беку, командующему армией. Теперь они твои.

Подарку Николай обрадовался. Набор сам по себе ему понравился, хотя он не мог считать себя мастером в данной игре. Но еще больше пришлось по сердцу, как Соколов его подарил — легко, просто, без лишних слов.

— Принимаю твой подарок с благодарностью, — решил Романов. — И раз выпала такая оказия, давай сыграем.

Соколов играл хорошо, и даже не подумал поддаваться. Выиграл он уже через двадцать пять ходов. Цесаревич добродушно рассмеялся, признавая свое поражение.

Наследник взял серебряный колокольчик на длинной узорной ручке и позвонил. Принесли горячий чай в высоких подстаканниках, сахар, лимоны и французское печенье. Они долго разговаривали. Цесаревич задал множество вопросов обо всем, что происходило в Средней Азии. Его интересовал Кауфман, успехи русского оружия, Бессмертные гусары, эмир Бухары Сеид Музаффаруддин, сражения, сложности военных действий, культура, язык фарси, древние города Востока и множество других вещей. Час пролетел незаметно.

— А как твое здоровье? Ты так живо всем интересовался, что я только сейчас о нем вспомнил, — Соколов все же переменил тему. — Прости.

— Здоровье мое продолжает желать лучшего. Но в последнее время диагноз звучит обнадеживающе. Главная беда — местный климат.

— Это не беда, а так, небольшая сложность. Когда станешь императором, прикажешь перенести столицу в Одессу. Или в любой другой город на юге.

Они дружно посмеялись, но Романов успел подумать, что в данной мысли имеется здравое зерно.

— У тебя какие-то хлопоты? Радостные или наоборот?

— Да, верно подметил, хлопоты, — Романов улыбнулся немного по-детски, сдерживая радость. — Я находился в Дании, решая личные дела. Скоро моя свадьба!

— Поздравляю от всего сердца! Позволь узнать имя невесты.

— Принцесса Мария София Дагмар, дочь короля Дании. Через месяц она пребудет в Петербург, примет православие и тогда состоится наше браковенчание. Жить мы будем в Аничковом дворце.

— Еще раз поздравляю, — искренне порадовался Соколов. — Желаю вам счастья и здоровых деток.

— Спасибо, — поблагодарил Николай и неожиданно замялся, подбирая слова. — Прости, что не могу пригласить тебя на свадьбу в качестве полноценного гостя. Пойдут толки — что за офицер, что связывает тебя со мной, какое влияние ты на меня имеешь.

— Я все понимаю.

— Нет, не понимаешь. У тебя может сложиться впечатление, что я использую нашу дружбу эгоистично, лишь тогда, когда вижу выгоду, и не считаю тебя ровней. Поверь, подобное отношение чуждо моей натуре. Но сейчас и для меня, и для тебя будет лучше сделать все именно так. Состоится торжественный ужин. Ты там будешь в числе прочих гостей, но в узкий круг родственников и друзей семьи я тебя ввести не могу. Пока не могу.

— Говорю же, что все понимаю, — по лицу Михаила не было заметно, что он раздосадован или расстроен. Но все же Романов хотел, чтобы ему поверили. Сама ситуация ему не нравилась. Ему не нравилась двойственность, лицемерная игра и огромная сословная пропасть, которая разделяла его с другом. — Но мне казалось, что ваша помолвка состоялась несколько лет назад. Вы уже давно должны были обвенчаться.

— Верно. Но какое моральное право я имел делать Дагмаре предложения, если мог умереть в любой момент? Меньше всего я хочу оставить ее молодой вдовой и испортить жизнь. Нет, такой шаг стал возможен лишь поле того, как здоровье мое поправилось.

Некоторое время Николай рассказывал о невесте, а затем вновь вернулся к собственному здоровью.

— Меня познакомили с немецким врачом Германом Бремером. Он сам болел чахоткой, лечился в Гималаях и основал лечебницу для легочных больных в Силезии. Я прошел там курс, а также прочитал его диссертацию под названием «Туберкулез — излечимое заболевание». Бремер заверил меня, что при правильном и длительном лечении я могу исцелиться. Представляешь?

— Представляю. И очень рад за тебя. Но что если основать подобную лечебницу в России? Так и тебе будет проще, и для людей ты сделаешь благое дело.

— Уже решено, — улыбнулся Николай. — Я прошел тяжелой дорогой и понял, что тысячи, если не миллионы русских людей умирают от этой страшной болезни. Значит, я должен им помочь. Профессор Пирогов заинтересовался данным направлением. Скоро под Одессой появится первая в России амбулатория для чахоточно больных. Фактически, строительство здания уже заканчивается.

— Отличные новости. Надеюсь, обычные люди смогут туда попасть? Или амбулатория только для богатых?

— Да, там будет два отделения, общей численностью на триста коек, — наследник порадовался, что предугадал данный вопрос и подготовился. Михаил часто напоминал о тяготах и нуждах простых людей. Да оно и понятно. Он и не скрывал, что в прошлой жизни родился и рос в самой заурядной семье.

— Немного, конечно, но начало положено. История меняется! Медленно, но зато без надрывов. Что такое амбулатория для туберкулезных больных? Меньше чем ничего, в масштабах огромной страны. Но капля камень точит. Что-то здесь, что-то там, и глядишь, жизнь людей начнет меняться к лучшему.

— Вот и я примерно так подумал.

Друзья выпили еще чаю. Часы все так же продолжали тикать — негромко и неторопливо.

— Так ты расскажешь мне истинное положение дел по Аляске? — поинтересовался Соколов. — Новости об аренде я узнал из газет. Что ты узнал и как добился подобного результата? Тяжело пришлось?